Черный треугольник. Дилогия - Страница 82

К оглавлению

– Понятно, – кивнул я.

Он размял затекшие руки, поправил галстук. Нащупал синяк под глазом и поморщился:

– Я, конечно, свободен?…

– Почти.

– Что?!

– Я хочу сказать, что это выяснится окончательно после беседы в уголовном розыске.

– Вы меня арестовываете?!

– Что вы, что вы, Ритус! Просто мне приятно продлить общение с вами. Разве нам не о чем поговорить?

Ритус стал воплощением официальности:

– Тогда попрошу вас поставить в известность секретариат федерации.

– И это мы с вами обсудим в уголовном розыске, – мягко сказал я.

– Моя покойная мама, товарищ Косачевский, любила говорить, что за некоторые шуточки отвинчивают голову и потом привинтить ее обратно нет никакой возможности…

– Нагар? – спросил я у Сухова, который осматривал револьвер помощника коменданта Дома анархии.

– Нагар, – подтвердил Павел. – И трех патронов в обойме не хватает.

– А это как прикажете понимать? – спросил я у Ритуса.

– Мессмер мне соврал, что в квартиру ломятся налетчики…

– Не надо говорить плохо о покойниках, Ритус.

– Ладно, везите! – вскинулся он.

– Вот видите, при желании всегда можно договориться…

…В моем кабинете он окончательно пришел в себя. Удобно расположился на диване. Остря и балагуря, закурил.

– Портной за счет уголовно-розыскной милиции? – он поднял руку, показывая надорванный рукав пиджака.

– И портной и фельдшер.

– Это меня саданул ваш верзила… Ну как его?

– Артюхин?

– Вполне вероятно. Пудовые кулаки… А вы благородный человек, товарищ Косачевский. Портной и фельдшер… Если бы я мог приобрести себе папу, я бы выбрал вас. За любые деньги и в любой упаковке. Даже по спекулятивной цене, на Сухаревке…

– Папиросы свои там покупали?

Он протянул мне раскрытую лачку:

– Чувствуете шарм?

– Я плохой ценитель.

– Жаль, жаль… Нет, это не Сухаревка. Таких папирос, дорогой товарищ Косачевский, вы ни в Москве, ни в Питере не найдете. Золотая пыль от разбитого вдребезги режима… Их изготовляли специально для Гришки Распутина. Ну, может быть, еще для кого-нибудь… Не знаю… Но сейчас их курит только Ритус. Реквизировали в декабре семнадцатого у фабриканта Грязнова. Взгляните на этикетку – «Париж». Вы никогда не бывали в Париже?

– Не привелось. Но зато сотрудники уголовно-розыскной милиции побывали на даче Бетиных, Ритус…

– Чьей дачи?

– Бетиных, в Краскове, там, где был убит Прилетаев…

Светлые, водянистые глаза помощника коменданта Дома анархии выражали недоумение.

– Папиросы «Париж» курил один из убийц Дмитрия Прилетаева, Ритус, – тихо и вразумительно сказал я. – Вот так курил, как вы… – Я взял из его рук окурок. – Видите?

– Не заставляйте меня грустить, дорогой товарищ Косачевский…

– Стоит ли разыгрывать из себя идиота, Ритус? Подлецом вы были всегда, а дураком – нет. Или я ошибаюсь?

– Вы ошибаетесь, товарищ Косачевский… Никто не позволит вам поставить к стенке старого политкаторжанина.

– До стенки мы еще доберемся, Ритус, – пообещал я. – А пока…

…Ритуса обыскали тут же в кабинете. Обыскивали тщательно, прощупывая каждый шов одежды. У него нашли щипчики «уистити» и коробочку, в которой лежали обложенные ватой сапфир «Схимник» и рубин-оникс «Светлейшей». Только после этого он попросил у меня бумагу, чтобы написать свои показания.

Ритус писал до трех часов ночи. Рвал исписанные листы, черкал и снова писал. То вспыхивал, то мерк свет настольной лампы, освещая склоненный над столом узкий затылок помощника коменданта Дома анархии. Росла стопка исписанной бумаги. Скрипело и взвизгивало перо…

Стоял у двери, опершись на винтовку, уставший за день красногвардеец. Привалившись к спинке дивана, спал, улыбаясь во сне, Артюхин. Ему, видно, опять снились не дававшие ему покоя золотые зубы, которыми он когда-нибудь поразит самарских девчат.

Курил одну папиросу за другой Павел Сухов.

А за окнами комнаты многоликим и грозным часовым стояла мартовская ночь 1918 года.

Из собственноручно написанных объясненийгражданина Ритуса Д.Б.

заместителю председателя Московского советанародной милиции тов. Косачевскому Л.Б.

(Дело об ограблении патриаршей ризницы в Кремле)

Я, помощник коменданта Дома анархии, анархист-коммунист по своим политическим убеждениям, старый борец за народное дело, приговоренный в 1912 году царским судом к смертной казни за расстреляние душителя революции жандармского подполковника, Д.Б.Ритус, имею заявить касательно экспроприаций патриаршей ризницы и подпольной контрреволюционной организации «Алмазный фонд» нижеследующее.

О существовании организации «Алмазный фонд», располагающей многомиллионными ценностями, мне стало известно в декабре прошлого года от коменданта Дома анархии Федора Грызлова, который в свою очередь узнал об этом от X.Н.Муратова (Отца).

В ноябре 1917 года один из старейших деятелей русского и международного анархизма, Отец, был арестован в Петрограде по необоснованному подозрению в причастности к экспроприации ценностей, находившихся в здании Сената.

В связи в этим обстоятельством X.Н.Муратов находился некоторое время в Петропавловской крепости, где тогда содержались заключенные различных политических убеждений: бывший министр Хвостов, генерал Болдырев и другие.

Недоразумение вскоре выяснилось.

Накануне своего освобождения Отец присутствовал на собрании политических заключенных, обсуждавших вступление Совета Народных Комиссаров в мирные переговоры с австро-германскими капиталистами.