Черный треугольник. Дилогия - Страница 130

130

Потрясение, чуть было не лишившее меня удовольствия познакомиться с сим ангелом, а Хвощикова ляпать кляксы на страницах протокола, к лже-Косачевскому прямого отношения не имело.

И в то же время между исчезновением в апреле восемнадцатого ценностей «Фонда» и покушением Эгерт на самоубийство существовала какая-то непонятная мне связь.

Какая?

Вот тут на откровенность Эгерт рассчитывать, к сожалению, не приходилось. Кажется, довоенный ангел, расставшись со своими еще не стиранными крылышками, готов был поступиться чем угодно, но только не этим. Тут находилась болевая точка, и касаться ее, ежели я хотел наладить с допрашиваемой деловой контакт, покуда не следовало.

С таким расчетом и был составлен план предстоящего допроса.

II

Вторая встреча с Эгерт произошла в менее напряженной обстановке, чем первая.

Описать, как выглядел человек, выдававший себя за Косачевского? Она, разумеется, понимает, насколько важно для розыска иметь такое описание и по мере своих возможностей готова помочь.

Лже– Косачевский, понятно, был груб, грозил ей оружием. У него был крючковатый нос (характерная примета почти всех литературных злодеев) и пронзительный взгляд бесцветных глаз.

«Врет», – твердо решил я и, рассыпавшись в благодарностях, попросил Хвощикова тщательно записать эти «крайне важные показания».

– Они вам, надеюсь, предъявляли мандаты?

Да, главный, тот, что с крючковатым носом, показывал ей свой мандат и ордер на обыск.

– Печати, подписи?

Она собственно не вчитывалась. Но как будто в мандате было все, как положено.

– Вы сами им выдали чемодан с драгоценностями?

– Нет, они не нашли его во время обыска, – сказала Эгерт, придерживаясь своей новой версии.

– Понятые при обыске присутствовали?

– Понятые?

– Ну, дворник, соседи, еще кто-нибудь?

– Нет, только они – тот, что выдавал себя за вас, и еще двое.

– Почему же вы не попросили пригласить кого-либо из домового комитета или союза квартиросъемщиков?

– Я была слишком растеряна и подавлена происходящим. Поставьте себя на мое место. Ведь это ужасно.

Что ж, все естественно, не придерешься.

– Они открывали при вас чемодан или так и увезли его закрытым?

Эгерт почувствовала подвох и заколебалась. Жулики не могли просто так забрать чемодан: они должны были прежде убедиться, что именно в этом чемодане хранятся драгоценности. Но с другой стороны, когда на квартиру в любую минуту могут нагрянуть черногвардейцы, работники ВЧК или уголовного розыска, особо задерживаться им тоже не полагалось.

Эгерт решила, что середину не зря называют золотой.

– Они открыли чемодан, – сказала она, – и быстро ознакомились с его содержимым. Чувствовалось, что торопятся.

– Содержимое они сверяли с описью драгоценностей «Алмазного фонда»?

Опять едва заметное замешательство. Чувствовалось, что ангел устал лгать, но что-то мешает ему быть откровенным даже в тех рамках, которые он сам для себя заметил.

В чем же дело?

Трудно, конечно, быть ангелом, но еще трудней вести допрос небожителя, не располагая необходимыми для такого допроса фактами.

– Мы вас слушаем, Елена Петровна.

Эгерт уже приняла какое-то решение.

– Тот, кого я считала Косачевским, – сказала она, – иногда заглядывал в бумагу. Была ли то опись драгоценностей или иной документ, судить не берусь. Я была так подавлена происходящим! Но, видимо, это была все-таки опись. Да, определенно опись. Можете так и запротоколировать, – благосклонно сказала она Хвощикову.

– Что ж, он остался доволен?

– Кто?

– Ну этот, с крючковатым носом…

Эгерт метнула в меня испытующий взгляд из-под длинных ресниц. Кажется, она почувствовала иронию.

– Как вам сказать…

– Видимо, так, как оно было в действительности, – посоветовал я, позаимствовав немного простодушия из безграничных запасов Ермаша.

– Убедившись в отсутствии некоторых вещей, главарь был явно раздосадован, – сказала Эгерт, переоценившая мою осведомленность, ибо я не имел ни малейшего представления о том, что произошло за несколько дней до описываемых ею теперь событий.

– Вон как? – сказал я, будто меня больше всего на свете интересовала реакция лже-Косачевского на пропажу, остальное же было так же хорошо известно, как самой Эгерт. – Весьма любопытно. Он сразу обратил внимание на это обстоятельство?

– Сразу. Ведь отсутствовало довольно много ценностей…

«Много» и «мало» – понятия неопределенные. Этим я и воспользовался.

– Ну, не так уж много.

– Около трети.

– Да, пожалуй, – сделав вид, что прикидываю, согласился я. – Приблизительно около трети. Вы правы, Елена Петровна.

– Поэтому, если он что-либо знал о разыскиваемых им ценностях, это не могло не броситься ему в глаза, – сказала Эгерт, уже почти ощущая себя моей помощницей в разоблачении лже-Косачевского (любопытно все-таки, существовал он в действительности или нет?)

– Да, это должно было броситься ему в глаза, – снова согласился я.

Хвощиков потер указательным пальцем кончик своего носа, и его вислые большие уши налились краской. Он понимал, какую рискованную игру я сейчас веду, но не знал, чем мне помочь. «Ничего, Григорий Ксенофонтович, – мысленно успокоил я его, а заодно и себя, – главное – не суетиться. Ежели не суетиться, все станет на свои места».

Несколько нейтральных, ничего не значащих вопросов, в я вновь вернулся к лже-Коеачевскому.

– Кстати, Елена Петровна, – небрежно сказал я, – он у вас спрашивал о судьбе исчезнувших из чемодана ценностей?

– Да.

– Как же вы объяснили их отсутствие?

130