Черный треугольник. Дилогия - Страница 125


К оглавлению

125

– Вы поддерживали отношения с Мессмерами?

– Люди, которые были дороги Олегу Григорьевичу, были дороги и мне. Это так естественно.

– А когда вы последний раз посетили Валаам?

Эгерт с ответом не торопилась. Она понимала, что это уже похоже на начало настоящего допроса.

– Года два назад.

– А точнее?

– Кажется, в марте восемнадцатого года. Да, в марте восемнадцатого.

– Так давно?! – поразился я, всем своим видом давая понять, что великая любовь, о которой она рассказывала, с подобным ответом как-то не согласуется.

– Видите ли… Олег Григорьевич в марте восемнадцатого покинул монастырь.

– Совсем? – еще более удивился я.

– Уверена, что нет, но пока на Валаам он не возвращался. Он тогда приезжал в Москву на похороны брата, Василия Григорьевича.

– Казначея «Алмазного фонда»? – проявил я некоторую осведомленность, которая ей не понравилась.

Теперь Эгерт необходимо было обдумать внезапно возникшую ситуацию, а мне – не дать ей такой возможности.

– Олег Григорьевич покинул Валаам с разрешения настоятеля монастыря?

– Не знаю. Он уехал после моего возвращения в Москву.

– Но ведь вы встречались в Москве?

– Встречались…

– И в доме старика Мессмера, и на похоронах, и у вас?

– Да…

– Разве он вам ничего не говорил по этому поводу?

– Представьте себе.

– И вы не спрашивали?

– Нет.

– Странно, очень странно… А где он сейчас, в Москве?

– Нет, не в Москве.

– А где?

– Он тогда пробыл здесь неделю, а затем уехал.

– Куда? – быстро спросил я, навязывая ей ускоренный темп допроса и не давая тем самым возможности тщательно взвешивать ответы.

– В Тобольск.

– В Тобольск?!

– Его туда пригласили кузина и ее муж.

– Уваровы? – вновь проявил я осведомленность.

– Да, Уваровы.

– Зачем?

– Погостить.

Экспромт был не из удачных: 1918 год, как известно, мало подходил для такого рода поездок. Я широко и добродушно улыбнулся, давая тем самым понять, что оценил ее шутку. Улыбнулся и Хвощиков.

– А если серьезно?

– Погостить, – повторила она, и лицо ее стало почти таким же простодушным, каким оно бывало у Ермаша.

Наступившую паузу никто не торопился заполнить.

– У меня, конечно, нет никаких сомнений в вашей правдивости, Елена Петровна, – наконец сказал я. – Но согласитесь, что все выглядит… скажем, непонятно. Монах-схимник, еще не получив от отца телеграммы о смерти брата (мы проверяли), но зато побеседовав с тремя неожиданными посетителями, – для сведения Эгерт сообщил я, – поспешно выезжает в Москву на похороны брата, забыв спросить на это разрешение настоятеля монастыря. Ладно, допустим, его мучили предчувствия или он обладал даром предвидения, а в согласии настоятеля он не сомневался. Но ведь потом количество странностей не уменьшается, а возрастает.

– Вы находите? – любезно спросила Эгерт, и я испугался, как бы на протоколе не появилась четвертая клякса. Но за время допроса Хвощиков несколько пообмялся.

– Увы, нахожу. Похоронив брата, который застрелился при хорошо известных всем нам обстоятельствах, – мимоходом ввернул я, – он не остается утешить несчастного старика отца, что было бы, конечно, вполне естественным. Не стремится он задержаться в Москве и ради любимой женщины – я имею в виду вас, Елена Петровна. Более того, он начисто забывает даже про монастырь и совсем не торопится в скит спасать свою душу. Но зато у него возникает непреодолимое желание немедленно отправиться в Тобольск и погостить там у двоюродной сестры, с которой раньше почти не поддерживал никаких отношений… Странно, не правда ли?

Мне было любопытно, как она выкрутится. Эгерт сделала это с присущими ей изяществом и непосредственностью.

– Действительно странно, – поразмыслив, сказала она. – Вы совершенно правы. Но, наверное, у Олега Григорьевича были на это какие-то свои соображения. Как вы думаете?

Не знаю, кем была Эгерт, но только не папуаской: уж слишком хорошо был приспособлен ее ум к самым неожиданным ситуациям. На сидевшем против меня ангеле негде было ставить пробы. По сравнению с ней и Олег Мессмер и Галицкий были, конечно, щенками.

– И сколько же Олег Григорьевич пробыл тогда в Тобольске?

– Не знаю.

– Вы от него не получали оттуда никаких вестей? И сами не писали?

Эгерт на мгновение запнулась. «Нет» перечеркивало весь ее красивый рассказ об отношении к Олегу Мессмеру. «Да» вынуждало к каким-то объяснениям.

– Он мне писал, конечно. Но сами понимаете, условия гражданской войны… И я ему писала…

– За два года никаких вестей?

– Нет, почему же. Вскоре после его приезда в Тобольск я получила от него письмо. Оно очень долго шло…

– И о чем же он писал?

– Да, пожалуй, ни о чем заслуживающем внимания. Обычное письмо, адресованное близкому человеку. Содержание подобных писем передать очень трудно. Как будто ничего особенного, и в то же время каждая строка наполнена содержанием – настроением, чувствами, мыслями… Вы меня понимаете, такие письма на своем веку писал и получал каждый.

Изящные ручки Елены Эгерт вновь пытались выхватить у меня нить нашей беседы и завладеть ею.

– Простите, Елена Петровна, а о своих планах Олег Григорьевич писал вам?

– Что вы имеете в виду?

– Сколько он собирался гостить в Тобольске? Неделю? Месяц? Год?

Эгерт улыбнулась, но в ее улыбке ощущалась грусть человека, который еще живет воспоминаниями об утраченной любви, о принесенной во имя ее великой жертве.

– Я так поняла из письма, что он собирается в ближайшие дни уезжать.

– Куда?

125